Читать интересную книгу Лишь одна Звезда. Том 1 - Роман Суржиков

– Трактирщик, мне бы еще с собой в дорогу еды взять.

Хозяин харчевни качнул головой:

– Об этом, вроде, не договаривались.

– Но ведь работу я хорошо сделал, верно? И эля не просил, водой обошелся. И еще, сам посуди: если ужин надо заново зарабатывать, то когда же мне ехать? Как я при этаких делах до Фаунтерры доберусь? До обеда одну яму копай, до ужина – другую…

Хозяин оценил весомость аргументов и выдал Джоакину лукового хлеба, сыра и редьку, завернув все это в тряпицу. Весьма довольный собой, парень вышел во двор, нагло прошествовал к коновязи и отвязал вороного жеребца.

Конь недобро покосился на него, ударил копытом.

– Ну, ну, – сказал Джо и потер вороного по морде.

Тот отпрянул и всхрапнул.

Джоакин, привыкший к Леди, давно уже не менял коней. Он озадачился было, но лишь на секунду. Потом вспомнил верное правило: лошади, как и девицы, уважают решительность. Нужно действовать прямо и твердо, ясно показать, кто главный. Он крепко ухватил поводья и вспрыгнул в седло. Жеребец притих. То-то же! Знай, кого слушаться!

Джоакин развернул его и ударил пятками… но конь не тронулся с места, а громко возмущенно заржал.

– Ах, ты так! – взъярился воин и со всех сил влупил коня под ребра.

Тогда жеребец встал на дыбы. Не ожидавший такого маневра Джо слетел с седла и оглушительно грянулся на землю. В голове загудело, как в пустом казане.

Он поднялся на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть графского воина, хозяина харчевни и крестьянина, выбегающих во двор. При желании, Джоакин справился бы со всеми тремя… но он и не подумал о драке – слишком уж позорной была ситуация. Неудавшийся конокрад застигнут на горячем, сидя в пыли на заднице! Даже смотреть в глаза людям было стыдно, не то что сражаться с ними. Джоакин густо залился краской… и бросился наутек. Вслед ему понесся хохот. Крестьянин с крестьянкой, седой дед из брички, хозяин харчевни с двумя слугами и посыльный Блэкмора – все дружно смеялись, глядя вслед Джоакину. Тот бежал, прихрамывая, потирая ушибленный зад и виляя, как пьяный, из-за гула в голове.

Позже Джоакин понял, что унижение спасло ему жизнь. Не будь зрелище столь потешным, графский воин прекратил бы смеяться, верхом нагнал бы конокрада и на всем скаку снес ему голову.

* * *

День вышел долгим.

Потерпев неудачу в таверне, Джо не утратил надежды разжиться конем и двинулся дальше по дороге. Других харчевен не встретил, как и одиноких всадников, но спустя время добрался до села. Объездив его вдоль и поперек, не приметил ни единой беспризорной лошадки. Зато сам был замечен крестьянами и спрошен: «Вы что разыскиваете, добрый сир? Не нужна ли помощь?» Он спросил, не продает ли кто лошадь, в надежде как-то уломать продавца принять расписку вместо денег. Но нет, никто в селе не продавал коня, да ни у кого и не было коня, достойного доброго сира. Тогда он вспомнил о другом поручении и спросил лекаря. И лекаря в селе тоже не было – вот захолустье-то! Но была бабка-повитуха, которая зналась на травах. Джоакин подался к ней.

Едва увидав его, бабка – землистого цвета карга – заорала, чтобы он убирался прочь сей же час, ибо девичье зелье она нипочем не продаст мужику, пусть ее чумные крысы сожрут, а все равно не продаст!

– Какое еще девичье зелье?.. – оторопел Джо.

– Не прикидывайся, гаденыш! Насквозь тебя вижу! Смерть младенцу готовишь? Нерожденному дитяте своему?! Уйди во тьму, стервец! Чтоб тебя вороны расклевали!

– Чушь какая! – вскричал Джоакин. – Какие к чертям младенцы? Мне для раны зелье нужно, чтобы не гноилась, понимаете?

Бабка успокоилась мигом – так быстро, что аж жуть взяла.

– Покажи-ка рану.

Он пояснил, что раны на нем нет. Она, значит, на девушке осталась.

– А рана какая? Рубленая, колотая, резаная, жженая?..

Он сказал было, что ожог, но усомнился: рана ведь от Перста Вильгельма. Кто знает, ожог это или нет.

– Ну, такая… не так, чтоб от огня, и не совсем от клинка, а нечто среднее…

– Если бешеный пес укусил, то надо было железом прижечь, – зачем-то сказала бабка.

– Никто ее не кусал. Рубанули чем-то, а чем – поди разбери. Вроде бы чем-то горячим.

– Ладно…

Карга ушла, покопалась в закромах, что-то обрушила, выкрикнула гневную тираду про слепых кротов, которые нож от кочерги не отличают, наконец, принесла мешочек порошка.

– Размешай с водой, чтобы густая каша получилась, потом смажь рану, понял?

– Понял.

– Твоя девица орать будет, но ты спуску не давай, все равно смажь. А то загноится и помрет. Понял?

– Понял.

– Ну, раз понял, то деньги плати.

Денег у Джо не было, и бабка высказала ряд соображений по этому поводу. Джоакин покраснел, побелел, стал на полфута ниже ростом, но тут знахарка сменила гнев на милость и отсыпала ему наперсток порошка – за так.

– На два раза хватит. Потом найди денег и приходи с девицей вместе. А не то помрет. Понял?..

С огромным облегчением он сбежал от нее, вспрыгнул на спину Леди и поскакал через деревню. И тут увидел дивную штуку: на заборе висело седло с подпругой! Кто-то расседлал лошадку и оставил сбрую вот так, небрежно! Эх, сельская доверчивость! Он схватил седло и понесся во весь опор, вылетел из деревни, так и не пойманный на горячем. Лишь позже сообразил, какого свалял дурака: ему бы не седло хватать, а разыскать лошадь, что под ним была, и ее увести! А теперь-то пропажу заметили, и назад вернуться никак не выйдет.

В отчаянии он двинулся прямиком через поле, кляня себя за недомыслие. Да и не только себя – многим досталось. Треклятый посыльный графа – оседлал Темного Идо вместо коня. Чертовы нищие крестьяне – не держат лошадей. Проклятые домоседы – вот никто никуда не едет! Человек же не дерево, должен странствовать, а не взаперти сидеть! Так ведь нет, ни один не оторвет свой зад от лавки и не выедет на дорогу! Чтоб вам всем неладно было!

Да и вообще, Альмера эта – какая-то бедная земля! Отчего никто не пасет коней? Вот у нас, в Южном Пути, всякий крестьянин держит лошаденку! Хоть какую, хоть захудалую, а держит. И под вечер обязательно выведет на луг, стреножит да и оставит пастись. Бери – не хочу! А здесь…

И вдруг заметил вдалеке коня. Тот в одиночестве жевал траву, никто не следил за ним. Джоакин рванулся к добыче.

Оказался, не конь, а кобылка. Костлявая, узкогрудая, с проваленной спиной. Но другой не было, а солнце шло на убыль, и Джоакин взял эту. Как-нибудь обойдется, – сказал он себе.

Уже вечерело, когда воин вернулся к хибаре. Он вел двух лошадей (одну – под седлом), нес за пазухой пол-буханки лукового хлеба с куском сыра, в кармане имел мешочек зелья, и чувствовал себя настоящим героем.

– Миледи, – крикнул он еще с улицы, – я вернулся!

Было бы здорово, чтобы она вышла на порог ему навстречу. И причем – без вуали. Так, чтобы он увидел радость на прекрасном лице. Не зря он покричал заранее – пусть Аланис знает, что это он, и смело выходит встречать безо всякой маскировки.

– Чего-оо? – донесся изнутри грубый хриплый голос.

Джоакин нахмурился. Голос миледи и утром звучал скверно, но теперь совсем уж испортился. Неужто ей стало настолько хуже? Тьма, конечно! Ведь рану не промывали уже целые сутки!

– Простите, миледи, что я так долго… – сказал парень, входя в лачугу.

И замер. В углу, на груде тряпья, лежал грязный заросший мужик в обрывках ливреи. Бродяга. Бесформенная шляпа, похожая на воронье гнездо, закрывала его лицо. Бродяга поднял ее, исподлобья зыркнул глазами и прохрипел:

– Ну, здрааасьте… еще один.

Язык у бродяги заплетался.

– Где миледи?! – подскочил к нему Джо. – Я тебя спрашиваю: что с нею сделал?!

– Это мое место! – рыкнул в ответ бродяга. – Мое, понял? Еще весной нашел! Все добро тут – мое!

Он скомкал дерюгу, на которой лежал.

– И вот это – тоже мое.

Бродяга подтянул к себе поближе бутыль с мутной жидкостью.

– Мое место. Уходи отсюда!

– Если ты мне сейчас же не скажешь, где она…

Джоакин ухватил бродягу за грудки, но тут же выпустил: до того омерзительно тот смердел.

– Чего разошелся?.. Видел твою деваху… Я ей тоже сказал: мое место!..

– Где она?

– Зашел я днем, а она, понимаешь, сидит… Прямо тут, на моем месте. Я ей: чего расселась? Убирайся! Вот что сказал…

– Да ты хоть знаешь, кто она? – взревел парень.

– Чего мне знать-то… Сидит на моем месте, я и говорю: уходи отсюда! Она что-то в ответ… Я и слышу: она какая-то, не того…

– Какая?

– Больная, вот. Хворая деваха… Я и сжалился: говорю, ладно, раз больная, то сиди под крышей… Но только вон там, на земле, а тряпки мои, не отдам!